Юм заостряет внимание на причинах и происхождении нашего знания. Такой подход подобен отношению врачей к болезни. Они сразу ищут ее причину, а не спрашивают о смысле причины заболевания. Юм сам называет себя «анатомом» [1,1, 655]. Но когда Юм достигает поля нравственности, он не может объяснить единство морали. Оно не выводимо из «пучков» разбросанных восприятий. Канту, с другой стороны, удаётся найти это единство в принципе практического разума — принципе свободы или «категорического императива». Такая находка, как кажется сначала, даёт надежду на благородную и свободную деятельность. Однако оказывается, что «категорический императив» является санкцией на полнейший контроль разума или тем, что Адорно называет «неприобщённости чистой воли к реальности» [8, 187]. «Чистота и единство» заковывают действие во всеобщности. Универсальность закона морали и конкретность случая несовместимы. Итак, если Юму не удаётся связать конкретные случаи в единое целое и выразить что в них общего, то Канту, наоборот, не удаётся выйти из единства к конкретности. Юм пытается понять части человека, Кант — то, что делает человека единым целым.
Карманные часы имеют определённую материальную структуру. Они состоят из пружин, зубчатых колесиков, стрелочек, винтиков и т.д. Но когда нам задают вопрос: «А для чего нужны часы?», большинство, я думаю, ответит: «Для того, что бы показывать время, ибо в этом заключается их функция». Проблема, однако, в том, что функцию нельзя вывести из материальной структуры и материальную структуру из функции. Ибо, «показывать время» не заключено ни в пружинке взятой отдельно, ни в отдельном винтике, ни в колесиках взятых по отдельности. Функция каким-то образом существует в часах, но её нет ни в одной из материальных частей часов. Но с другой стороны, часы не были бы часами, т.е. не могли бы вообще «показывать время», если бы не были сконструированы определённым образом. |