Кубанский государственный технологический университет

Таким образом, рационалистическая по сути философия Нового времени выразила историко-философский процесс, как «путь к себе». Располагая фраг­ментами текстов и высказываний античности, она «притягивала» их к своему собственному дискурсу истины. Но при таких условиях из историко- философского процесса «выбраковываются» многие другие образцы философ­ствования, «вина» которых только и состояла в изначальной связи с дискурсом традиции.

Речь античного мыслителя, произнесенная на агоре в присутствии сопле­менников и вызывавшая почтение и ужас слушателей, после прохождения через «аналитические жернова» философа Нового времени утрачивает часть своего содержания. Есть текст, но нет дискурса произнесения, есть мысль, но она уже отделена от органичного для нее ритуала. Можно ли сказать, в этом случае, что мы имеем дело с той же самой философией? В этом смысле становится понят­ной настойчивость А.Ф. Лосева, утверждавшего, что пифагорейское учение о числе вовсе не было абстрактным, на самом деле оно вытекало из учения о ду­ше, возникшем на почве религии Диониса [4, 17-33]. Как, если не через дискурс традиции, нужно рассматривать тот факт, что Сократ часто ссылается на демо- ний — внутренний божественный голос, дарующий ему мудрость и предсказы­вающий будущее (Платон. Апология 31d)? В этом отношении следует глубже вчитаться в текст М. Фуко: «Был дискурс, который вершил правосудие <...> Был дискурс, который предсказывал будущее, не только возвещал то, что долж­но произойти, но и способствовал его осуществлению, притягивал и увлекал за собой людей и вступал, таким образом в сговор с судьбой» [5, 54-55].

Нас интересует не столько, как и почему из проживающей когда-то своей собственной жизнью античной мудрости в Новое время была изъята традици­онно-ритуальная составляющая, сколько степень иллюзорности самого мнения, что античная философия в изложении специалистов-современников и есть единственная действительная философия древних греков. Вырванная, таким образом, из широкого контекста культуры и очищенная от «всего наносного», прежняя «любовь к мудрости», сведенная к смыслу высказываемого, его форме, только теперь якобы получила свое истинное выражение.