Это невозможно в рамках универсального образа времени, точка отсчета которого является абсолютной и внеположной по отношению к нему самому -— движение светил, материя или конституирующее сознание. Однако взаимопринадлежность моментов, из которых один не равен другому, эта первичная взаимосвязь, несводимая к универсальной закономерности, и есть основание историчности.
Для историчного сознания первичен «смысл, который сам я не конституирую» [2, 512], а также принципиальная открытость мгновения настоящего прошлому. Можно сказать, что время не движется вперед, но направляется вспять, к своему предбытийному основанию, где настоящее «знает» как прошлое, так и будущее. С этим связано и то, что действие в истории, возникая из доисторического, несет в себе мифологическую двуосмысленность — даже тогда, когда оно мыслит себя в рамках линейного, единственно возможного смысла. И напротив, память, интерес и усмотрение настоящего как проявления историчности являются своего рода актуализацией «предбытийной способности запоминания», междубытийного существования и опыта презентности, восходящих к дообъективному измерению времени.
Память, в свою очередь, не может быть сведена к тотальной фиксации, универсальному знанию, успех которого предопределен его всеохватностью. Постоянно длящаяся память, как говорит Мерло-Понти [3, 72], есть устранение памяти как того, что противостоит забвению. Память необходимо понимать как составляющую вертикального измерения времени, как способ актуализации настоящего и необходимую часть забвения, которому оно подлежит. Настоящее не может быть понято как локализованное представление, подлежащее запоминанию и присоединяющееся к другим моментам «прошлого», удерживаемого в памяти, оно — особое положение знаков бытия в мире, знаков, сохраняющих присутствие прошлого. |