После такого исторического обзора для Хайдеггера становится ясно, что теологический характер онтологии не случаен. В работе «Онто-теологическая природа метафизики» [4, 35-73] Хайдеггер говорит о том, что в философии causa sui стала тайным именем Бога. Такому Богу человек не может ни молиться, ни приносить жертвы. Перед causa sui человек не падает в страхе, не поет и не танцует. Хайдеггер полагает, что безбожное мышление, отбрасывающее философского Бога, может оказаться гораздо ближе к Богу подлинной теологии, чем онто-тео-логическое мышление. Отсюда необходимость новой тропы мышления — назад от метафизики в сущность метафизики.
Делая этот «шаг назад», Хайдеггер раскрывает условия возможности объединения обоих способов метафизического мышления: онтологии и теологии. Обе выступают в качестве «логики», и поэтому более адекватным было бы описать их как единство онто- и тео-логик: поскольку объединяющий логос этих двух логик — бытие, которое в метафизике выступает и как сущее во всеобщем, и как сущее в высшем. Тогда синтез онто-теологии — это осознание последних основ сущего в возврате к единящему единению, которое есть одновременно основывающее основание. Таковое единство, по мнению Хайдеггера, стало возможным потому, что метафизика редуцировала основное онтологическое различение сущего и бытия, стремясь синтезировать многообразие сущего и найти его объединяющее начало в понятии всеобщего или в высшем и едином Боге. Тем самым объединение вопроса о бытии и вопроса о Боге как основная метафизическая данность задает направление процессу забвения бытия.
Эти выводы Хайдеггер еще раз подтверждает в своих исследованиях философии Ницше, ибо ницшевская критика платонизма и исторического христианства — это тот исторический топос, где проясняется взаимное бессилие философии и теологии в их метафизическом единстве на основе метафизического забвения бытия. Здесь проявляется только разрушительная интенция деструкции метафизики. Христианская метафизика рассматривается как способ мышления, в котором апории греческой мысли были перетолкованы таким образом, что это неизбежно привело к нигилизму. Та идея бытия, которая со времен софистов и Платона ведет метафизическую мысль, характеризуется как разрыв между чувственным и сверхчувственным миром. В учении исторического христианства, нижний мир перетолковывается как сотворенное, верхний мир отождествляется с Творцом. Христианство таким образом не только принимает «разделение сущего в целом на два мира», но и выстраивает такую ценностную иерархию разделенной действительности, в которой ее различные области кор- релируются с категориями веры: сверхчувственный мир — с потусторонним, вечным, божественным блаженством; чувственный мир — с посюсторонней, бренной «юдолью скорби» [5, 80]. Теоретическое выведение чувственного из идеи, которая кажется необходимой как гарантия истины, вульгаризируется в конечном итоге до онтического представления о двух противоположных реальностях. «Поэтому Ницше по праву говорит: христианство это платонизм для народа» [5, 81]. |