Одной из внутренних предпосылок такой конструкции является отождествление априорного с идеальным. В русле задачи снятия противоположности между материализмом и идеализмом Апель постулирует возможность и необходимость реализации априорных предпосылок в конкретном обществе» [10, 197]. Видно, что оппозиция идеального и реального и понимание идеального как нереального толкает Апеля к такой трансформации априоризма, которая сводит априорное к специфической нормативности, в которой снято различие между идеальным и реальным. Трансцендентальное же у Канта не требует еще и реализации — оно не является нереальным, кантовский трансцендентализм вводит многомерную онтологию, вводя онтологическое различие трансцендентального и эмпирического, априорного и апостериорного в рамках.реального.
Ты и когито
ТЫ требует введения онтологического различения «второго порядка». Контрагент отношения, ТЫ — это, как справедливо отмечает А.В. Ахутин, очень сильно другой - гораздо более, чем другой субъект в классической онтологии: «Ты, другой, к которому я могу обратиться <...>, — этот другой есть всем существом другой, гораздо более другой, чем другое природы, мира, "протяженной субстанции", чем "Оно"» [11, 65]. Бубер вводит бездну, небытие, встрявшее в бытие, и Я-ТЫ отношение как взывание через бездну, общение, преодолевающее природную разлученность. А.В. Ахутин осуществляет перевод, конвертацию буберовского текста на язык классической онтологии. Слово «первоотношение» он интерпретирует как онтологический тезис, поскольку первоотношение предшествует всем эмпирически возможным формам общности [11, 64].
В своих «Заметках на полях "Я и Ты"» А.В. Ахутин связал возможность совмещения диалогизма и классической онтологии с более радикальной интерпретацией Я-ОНО отношения. Он обращает внимание на разнородность отношения Я к ТЫ и Я к ОНО. Я-ОНО у Бубера выступает не как настоящее первослово, а как деградация подлинного первослова Я-ТЫ, так как к ОНО нельзя отнестись всем существом. Если бы Бубер действительно вводил Я-ОНО как первослово, была бы возможность увидеть общность диалогизма и когитации, пишет А.В Ахутин. «"Оно" — добротное, плотное, самобытное "Оно", в котором с гарантией не оставлено ни тени какого-нибудь "Я", — такое "Оно" не валяется под ногами и не бросается в глаза» [11, 56]. Видеть в вещах окружающего мира неведомое Оно — не менее трудно, чем научиться звездам тыкать, пишет А.В. Ахутин. «Словом, открытие "оно-мира" (объективного) сродни прямому онтологическому откровению: столь же жертвенно и рискованно и никак не походит на мир, в который норовят ускользнуть для отдыха» [II, 57]. Такое ОНО требует как своего контрагента предельно собранного Я. А у Бубера «Я-ОНО никогда не говорится всем существом». «Я-ОНО», считает А.В. Ахутин, предстает у Бубера как вырождение первичной энергии, безразличие, что является следствием смешения ноуменального Я с психологическим, а безразличного «оно» предметов овладения —- с метафизическим Оно. Но если помыслить и Я-Оно как первоотношение, тогда объективное познание раскроется как частный случай отношения, его спецификация, а не деградация. |