У Розенштока-Хюсси, в отличие от Бубера, не акцентирована другость разговаривающих: пластичность слушания ее снимает. В силу этого социальность предстает как эмпирическая гетерогенность, производная от раздробленности исторического времени, она не предполагает онтологической различенности- разлученности личностей, хотя предполагает культурно-исторические различия «типов жизни». «А то направление мысли, которое я сам представляю, — пишет О. Розеншток-Хюсси, — следует, вероятно, определять как мета-этический поиск синхронизации взаимоисключающих социальных типов поведения — как "метаномику мега-обшества", заключающего в себе противоречащие друг другу формы жизни» [9, 45].
О. Розеншток-Хюсси связывает дело «расы мыслителей» с некрещенным характером гуманитаристики Нового времени, которая ориентирована на утопическое, вневременное и незаинтересованное познание самодовлеющих сущностей, а крещение наук о духе он связывает с поворотом к «прозаическому» воплощению идей и смыслов участниками «нашей истории». Что это за «прозаическая» онтология? Может быть, это онтология, в которой общие идеи потеряли свой вневременной статус и, претерпев темпоральную инверсию, превратились в метафоры или в фигуры исторически-конкретной речи, в ее грамматику и прагматику? Связь «крещения наук» с отходом от «чистого мышления» восстанавливает старую дилемму философии и софистики, философии и риторики: заинтересованность вместо объективности, погруженность во время вместо утопии. Исключение «чистой мысли» может привести к тому, что «заинтересованность» станет идеологической ангажированностью, а «погруженность во время» — релятивизмом. Но ответы на такие вопросы мыслитель не дает, поскольку он сориентирован прежде всего не на проблематизацию, а на риторическое, педагогическое обращение к аудитории. |