Деятельность воображения свободна, не имеет внешних пределов, и постольку ограниченное Я, прошедшее путь очищения через ничто, знает себя как ограниченное; здесь доверие к Богу оказывается восстановленным, и «cogito», подготовленное к восприятию позитивного содержания, отличается от идеального объекта своей истинной субъективностью. Она творчески беспокойна, потому что акт воображения — не простой акт подведения созерцания под соответствующее понятие, оставляющий человеческое существо спокойным, а всегда рождение нового объекта, который, проникая в нашу душу из сверхчувственного мира, делает ее взволнованной, ибо в этот момент рождается не что иное, как мысль (Кант в третьей «Критике» [15]).
Отличие от ансельмовского аргумента в том, что деятельности воображения и мышления в сознании заняли разные места: воображение, отвечающее за факт, событие, свершенность стало первым, а мышление, движущееся по принципу воспроизводства и замкнутому кругу [16] — вторым. Благодаря тому, что Бог получил статус врожденной идеи, эмпирическое сознание приобрело более тесную связь с чистым, тождественным самому себе и никогда не гаснущим (как, например, во сне) сознанием.
Пределом самостоятельности сознания является философия Фихте, который поставил задачу имманентной дедукции определений сознания, не требуя ничего объективного, что могло бы быть вне него. Перенеся ничто внутрь сознания, Фихте не случайно ищет основание в самом сознании именно в качестве его достоверного факта. Однако кроме Я в сознании нет ничего, кругом непроницаемая тьма; и Фихте не ищет, как Декарт, исходную точку через сомнение: наоборот, он естественно начинает с Я, которое есть бессознательно продуцирующая деятельность, уходящая в бесконечность и тем самым обнаруживающая свою свободу. Но эта бесконечность есть бесконечность самого сознания; сознание, поскольку оно Я, есть самосознание, растянутое по всей длине поиска им самого себя; Я ищет себя в ничто, и оно равно ему в смысле неопределенности, неограниченности; граница, на которую в конце концов наталкивается Я, есть момент возврата к самому себе: его созерцание есть его бытие; но такое Я=Я уже ограничено, уже не абсолютно, оно теряет свободу движения самоопределения и становится схемой знания. В процессе своего акта самосознания Фихте таким образом наделяет ничто атрибутом бесконечности, но Я у него не имеет характера негативности, оно положительно и устремлено вовне [ 17]. |