Кубанский государственный технологический университет

Деятельность воображения свободна, не имеет внешних пределов, и по­стольку ограниченное Я, прошедшее путь очищения через ничто, знает себя как ограниченное; здесь доверие к Богу оказывается восстановленным, и «cogito», подготовленное к восприятию позитивного содержания, отличается от идеаль­ного объекта своей истинной субъективностью. Она творчески беспокойна, потому что акт воображения — не простой акт подведения созерцания под со­ответствующее понятие, оставляющий человеческое существо спокойным, а всегда рождение нового объекта, который, проникая в нашу душу из сверхчув­ственного мира, делает ее взволнованной, ибо в этот момент рождается не что иное, как мысль (Кант в третьей «Критике» [15]).

Отличие от ансельмовского аргумента в том, что деятельности воображе­ния и мышления в сознании заняли разные места: воображение, отвечающее за факт, событие, свершенность стало первым, а мышление, движущееся по прин­ципу воспроизводства и замкнутому кругу [16] — вторым. Благодаря тому, что Бог получил статус врожденной идеи, эмпирическое сознание приобрело более тесную связь с чистым, тождественным самому себе и никогда не гаснущим (как, например, во сне) сознанием.

Пределом самостоятельности сознания является философия Фихте, кото­рый поставил задачу имманентной дедукции определений сознания, не требуя ничего объективного, что могло бы быть вне него. Перенеся ничто внутрь соз­нания, Фихте не случайно ищет основание в самом сознании именно в качестве его достоверного факта. Однако кроме Я в сознании нет ничего, кругом непро­ницаемая тьма; и Фихте не ищет, как Декарт, исходную точку через сомнение: наоборот, он естественно начинает с Я, которое есть бессознательно продуци­рующая деятельность, уходящая в бесконечность и тем самым обнаруживающая свою свободу. Но эта бесконечность есть бесконечность самого сознания; соз­нание, поскольку оно Я, есть самосознание, растянутое по всей длине поиска им самого себя; Я ищет себя в ничто, и оно равно ему в смысле неопределенности, неограниченности; граница, на которую в конце концов наталкивается Я, есть момент возврата к самому себе: его созерцание есть его бытие; но такое Я=Я уже ограничено, уже не абсолютно, оно теряет свободу движения самоопреде­ления и становится схемой знания. В процессе своего акта самосознания Фихте таким образом наделяет ничто атрибутом бесконечности, но Я у него не имеет характера негативности, оно положительно и устремлено вовне [ 17].