|
Ни эклектика как попытка сведения воедино согласующегося в разных системах, ни синкретизм как попытка примирения разногласного в различных системах, не предполагали в XVIII веке «бессистемности» и простого надергивания из разных книг ряда тезисов (7). Но что они, безусловно, предполагали, так это уважительное отношение к оппонентам. Этот дух отчасти объясняет то обстоятельство, что, например, ни Тетенс, ни Кант не гнушались читать лекции по метафизике по учебникам Баумгартена или Федера, не будучи ни «баумгарти- анцами», «ни федерианцами» (8). Эта же позиция позволяла им искать истину во всех взглядах, даже в тех, которые были им противоположны, обращать внимание на все возможные взгляды и, тем не менее, оставаться независимым (9).
Но даже если учитывать, что подобная эклектика противопоставляется сектантству и отличается от сегодняшнего истолкования данного термина, дело может исказить иная черта нынешнего презрительного истолкования эклектики. Нередко эклектику представляют механическим составлением противоположностей без попытки решения трудностей на более высоком уровне, как отсутствие оригинальности либо же как простое эпигонство. Вопрос о том, сколько действительно нового привнесли самые «оригинальные» мыслители, стоит оставить на долю особого исследования. В данной же связи следует подчеркнуть, что эклектика нередко критикуется за потерю основательности и за поверхностность (10). С подобной эклектикой в дурном смысле этого слова многие мыслители XVIII века имеют мало общего (II). Скорее, эклектика является попыткой решить противоречия разных систем, составленных вместе, путем более высокого единства (12).
Негативная нагруженность понятия сектантства не изменилась и в начале XIX века. Иначе произошло с понятием эклектики: если раньше оно имело позитивный смысл и рассматривалось как противоположность «сектам» или «системам», то со времен заклинаний И. Г. Фихте о системе, систематичности и науке как системе понятие эклектики было в значительной степени дискредитировано. В частности, Фихте, кстати, ученик Платнера, выразился об эклектике следующим образом: «Я не боюсь признать, что с тех пор как я знаю окружающий меня мир и сам имею мнение, ничто не было для меня более ненавистно и презираемо, чем убогое обращение, когда всевозможные факты и мнения сгребают в кучу так, как они случайно были получены, без какой-либо связи или цели, кроме как сгрести их в кучу и болтать о них то тут, то там; когда дискутируют и за, и против, не испытывая интереса к чему-либо, и даже не желая проникать в суть дела, и не усматривая во всех человеческих знаниях ничего, кроме материала для праздной беседы, главное требование которой состоит в том, чтобы быть столь же понятным за столом (Putztisch), как и за кафедрой; то пошлое знахарство и халтура, называемые эклектизмом, которые ранее были практически всеобще распространены, и даже сейчас еще довольно часто встречаются» (13). |
